На вопросы «Комсомольской правды» ответил историк Евгений Спицын. Далее делимся мнением эксперта от первого лица.
Важно понимать, что мобилизационная экономика в Советском Союзе стала строиться практически одновременно с началом строительства социализма по всему фронту и с началом первых пятилеток. Хорошо известно, что 20-е годы – это период нэпа (новой экономической политики). У нас в свое время пели «Аллилуйю» новой экономической политике, выдавали ее чуть ли не за эталон – особенно в годы горбачевской перестройки, когда стали активно пропагандировать идею возвращения к Ленину.
На самом деле нэповская экономика – это уродливое детище. Ленин это прекрасно понимал, Сталин тоже это прекрасно понимал. Это была лишь жизненно важная необходимая формула ухода от катастрофы, которая случилась в годы Гражданской войны, с тем чтобы не породить новую гражданскую войну. Ленин же не случайно сказал, что наша политика военного коммунизма превратилась в политику Кронштадта.
Говоря о нэпе, надо понимать принципиально важную вещь, которую до сих пор не понимают многие политики и историки. Нэп выполнил принципиально важную задачу, заключавшуюся в восстановлении промышленного и аграрного потенциала, который был в царской России до войны.
Как только эта задача была решена, Сталин и его ближний круг поняли, что на путях нэпа кардинальным образом перестроить существующую экономику невозможно. То есть она и будет также развиваться по аграрно-индустриальному пути – медленными шагами, как развивался традиционный или классический капитализм в той же Британии, в Голландии и во Франции в 18-19 веке. А нужен был рывок, нужна была политика принципиально иного масштаба и направления, которая позволила бы сделать качественный рывок за 10 лет. Поэтому и объявляется курс на строительство социализма, поэтому составляются планы первых пятилеток.
Понятно, что с огромным количеством огрех и издержек, но основную задачу мы выполнили. Мы создали индустриальную мощь страны, на базе которой – это важно – уже создавался военно-промышленный комплекс. Не надо представлять дело таким образом, что эти процессы развивались параллельно. Нет, одно шло за другим. Сначала надо было создать индустриальную мощь, то есть отрасли группы «А», чтобы они могли создавать собственные средства производства. Чтобы мы не закупали станки и оборудование, а производили сами. Потом уже на имеющейся базе мы создавали военно-промышленный комплекс.
Поэтому, когда мы говорим о мобилизационной экономике, надо иметь в виду, что все тридцатые годы – это, по сути дела, мобилизационная экономика. Плюс, конечно, военные годы. Чтобы приблизиться к нынешнему пониманию ситуации, важно также отметить такую структуру как Госплан (Государственный плановый комитет). Дело в том, что первоначально Госплан создавался исключительно как научная экспертная контора, члены которого должны были давать научные рекомендации, экспертные оценки и так далее. Первыми уполномоченными были люди с высшим образованием и опытом работы, в основном это были инженеры.
Изначально они выполняли функцию контролеров – контролировали те решения, которые принимает Госплан на самом высоком уровне. Затем добавлялись новые функции – они должны были саккумулировать на себе целый ряд работ по разным направлениям – промышленного производства, аграрного производства и так далее. Это был очень важный институт, который занимался не только контролем, но и организацией производства. Кроме того, они постоянно поставляли реальную информацию о том, что есть, чего нет, как решить ту или иную проблему. Можно сказать, что Госплан – это основа основ сталинской индустриализации, которая фактически являлась началом мобилизации и построения военной экономики.
Назову еще два практических примера, которые можно легко реализовать. В 1940 году выходят два законодательных акта. Первый устанавливает жестокую уголовную ответственность от 5 до 8 лет тюремного заключения для всех бракоделов. Персональную ответственность за брак на производстве несут прежде всего директор, главный инженер и начальник отдела технического контроля. Вторым законодательным актом ликвидируются 6-дневная рабочая неделя и 7-часовой рабочий день и вводятся 7-дневная рабочая неделя и 8-часовой рабочий день. Кроме того, рабочие и служащие предприятий не имеют права покидать производство. Перевод с производства на производство возможен только с разрешения руководителя организации, директоров заводов и так далее. За прогул – тюремное заключение на срок от двух до четырех месяцев. За самовольное оставление предприятия, учреждения или организации – уголовная ответственность до двух лет. То есть были установлены жесточайшие нормы трудового распорядка. Это людей мобилизовало, а не расхолаживало.
Способны ли мы на подобного рода вещи? Конечно, в обыденной жизни такого рода вещи недопустимы. А вот если страна находится в преддверии войны или уже в режиме войны – это обязательные вещи. Без этого никуда. Заметьте, что все эти указы принимались в 40-е годы, то есть еще до начала войны.
Что касается вопроса с бронью от мобилизации, сами предприятия определяли, какие специалисты им нужны. Главными при мобилизации были не военные комиссары.
Сейчас мы сталкиваемся с прорехами и лакунами в станкостроении и машиностроении. Основа любой эффективной и передовой экономики – это станкостроение. По оценкам специалистов, сейчас мы производим только одну десятую часть того, что производили в Советском Союзе. Здесь действительно стоит вопрос о мобилизации и кадров, и ресурсов, и технологий. Счет идет в прямом смысле на годы – у нас нет никаких десятилетий.
Надо восстанавливать промышленный потенциал, а у нас даже рабочих не хватает. Недавно я слышал от одного директора завода, что у него мобилизовали строгальщиков. Цех встал. Так нельзя делать. Проблема кадров сейчас очень острая, особенно высококвалифицированных рабочих кадров.